Читать онлайн книгу "«Лаланд» возвращается"

«Лаланд» возвращается
Л. Моргун


Детективная история случилась в далёком космосе на борту космического корабля, собирающегося совершить межзвёздный прыжок. Во время погружения в анабиоз бесследно исчезает командир корабля. На счастье поблизости оказывается "детектив № 1", которому правительство поручает провести расследование.





Л. Моргун

«Лаланд» возвращается



Ты потряс землю, разбил ее; исцели

повреждения ее, ибо она колеблется.

Ты дал испытать народу Твоему жестокое,

напоил нас вином изумления.

Пс., 59, 4-5.




Глава 1


В связи с необычайно большой стоимостью исследований космического пространства неизбежно возникает вопрос: нужны ли вообще эти исследования?

Митчел Р.Шарп «Живущие в космосе»


К этому было невозможно привыкнуть. Трудно передать словами чувства, которые охватывают любого человека в минуты, когда мрачная и безысходная тьма становится какой-то… особенно бархатистой, особенно глубокой, когда тени, отбрасываемые пиками горной гряды, опоясывающей цирк, кажутся бездонными трещинами,– и вдруг всю равнину заливает мягкий сероватый полумрак, а затем над миром, над этим чуждым, ледяным и неуютным миром в очередной раз восходит Земля.

Стоя у большого овального окна из многослойного стекла и прижавшись носом к его усиленно подогреваемой поверхности, можно в эти часы смотреть и смотреть на эту, такую близкую и родную, такую прелестную и недоступную зелень; и рой туманных воспоминаний будет налетать и кружить перед глазами. И куснет порой в самое сердце вспомнившийся так отчетливо и ощутимо шелест листьев в лету, грозный рокот могучего океана, и панорама величественных седоглавых гор… Возможно, все это и вспомнилось стоявшему у окна высокому плечистому мужчине в сером комбинезоне (под цвет его пепельно-седых волос). Он долго вглядывался в поднимавшуюся над горизонтом планету, пока вдруг плотный слой облаков, затянувший ее, не разорвался, обнажив знакомый треугольник суши.

– Индостан!– радостно воскликнул мужчина.

– Что вы сказали?– переспросил связист, с трудом отрывая от дисплея утомленный взор.

– Нет, ничего, это я так, извините,– смутился мужчина.– Скоро там?

– Когда дадут,– ответил связист.– Сами видите, Земля взошла, значит скоро будет прием. Подождите.

Мужчина отошел от окна и присел в кресло, стоявшее у фикуса с неправдоподобно корявым стволом и громадными, изъеденными болезнью лопухами листьев. Связист с легким превосходством во взгляде отметил, что ходит он неуклюже, как все коренные земляне, непривычные к небольшой лунной тяжести, высоко взбрыкивая коленями и нелепо раскинув руки, будто опасаясь в каждое мгновение взлететь на воздух. Перехватив его взгляд, мужчина подумал: «Посмотрел бы я на тебя на Земле»,– но ничего не сказал.

– Гражданин, здесь не рассиживайтесь,– строго сказала, войдя в комнату, пожилая женщина, с трудом пропихивая в дверь следом за собой груз из нескольких объемистых тюков и сумок.– Пройдите в зал и подождите там…

– Это Андрон Гурилин,– пояснил связист.– Он по правительственной.

– А для правительственной у нас есть специальный зал,– упрямо сказала женщина и, подойдя к двери с табличкой «Начальник смены», принялась греметь ключами, отыскивая нужный,– пусть там садится и ожидает. А ты, кстати, мог бы товарищу и чай вскипятить.

– Так у вас же ключи!– воскликнул связист, в сердцах срывая наушники.

Не дожидаясь продолжения этой сцены, Гурилин вышел через тамбур в жарко натопленный зал, где в ожидании переговоров скопилось уже по меньшей мере человек пятьсот. Находиться там было душно и тошно и не столько от недостатка воздуха, сколько из-за всей царившей в зале атмосферы бесконечного, безысходного ожидания, разлитой на усталых, утомленных, отягощенных заботами лицах людей, сидевших и лежавших на скамьях, на подоконниках, на полу. Еще большее их количество сгрудилось в коридоре, ведущем к радиотелефонной станции.

Земля уже высоко поднялась над горизонтом, залив Море Безмолвия бледно-сиреневым светом. Планета в эти дни переживала тяжелые времена. Неожиданно отказала всемогущая электроника, которой человечество доверило управление транспортом, связью, промышленным производством, охраной порядка и даже правосудием. Одновременно остановились поезда межконтинентальных экспрессов, сбились с курса корабли, отказали автопилоты в самолетах, застыли автопоезда, замерли заводы выпускавшие одежду и синтетическую пищу. Миллионы единиц кибернетического оборудования, слитых в универсальный электронно-вычислительный комплекс «Система-1»– в одночасье прекратили свое существование*. И хотя ситуацию удалось быстро взять под контроль, последствия катастрофы по-прежнему давали о себе знать, и люди, дежурившие в эту и предыдущие ночи на телефонной станции, ожидали известий о своих пропавших родственниках и друзьях. Три самых напряженных недели Гурилин провел в госпитале на Луне. Состояние его здоровья требовало лечения в специальной лаборатории, в условиях пониженной гравитации. Однако в последние пять дней он почувствовал себя значительно лучше, и, не находя себе места, слонялся по лунным станциям, смотрел на людей, вглядывался в их встревоженные, озабоченные лица, и ждал, ждал, пока о нем вспомнят другие люди.

Резкий зуммер прорезал утомленный людской гомон. Толпа вначале замерла, потом заволновалась, нахлынула к стеклянной перегородке, и сразу же сиплый голос из динамиков произнес:

– Гурилин в первую кабину.

Провожаемый завистливыми взглядами, Андрон отправился в дальний угол зала, потянул на себя тяжелую дверь и отшатнулся, встретившись с жестким, немигающим взглядом с экрана Шарля Дюбуа, старшины Двенадцатой коллегии Верховного суда. Эта коллегия расследовала служебные преступления. Несколько секунд они глядели друг на друга, потом Шарль приветливо улыбнулся и произнес:

– Рад видеть тебя в добром здоровье.

– Благодарю,– ответил Андрон.

Наступила пауза. Спустя некоторое время, требуемое радиосигналам, чтобы дойти до Земли и вернуться обратно, Дюбуа кивнул:

– Я слышал, ты уже поправился.

– В принципе— да, хотя доктор Логинов настойчиво советовал мне пожить хотя бы год-другой в условиях полной невесомости. Клапаны должны лучше притереться, и все такое… Теперь буду искать работу. Моя прежняя профессия в космосе не дефицит.

– Разве она тебе разонравилась?

Гурилин пожал плечами.

– Сам знаешь, не так уж приятно быть ассенизатором…

– …человечества,– строго добавил судья.– Всего человечества.

– Тем более. Кроме того, как я понял, это у меня не очень хорошо получается.

– Но ты-то во всяком случае старался,– заметил Дюбуа.– И не твоя вина, что эта деятельность не всегда была эффективной. Ты и сам пал жертвой Системы-1. Как и все мы. Однако кто-то все же свел с ней счеты,– и судья замолчал, вперив в собеседника холодный и пристальный взгляд.

– Что ты имеешь в виду?– осведомился Гурилин.

– Систему-1 испортили. Намеренно испортили, запустив в нее чрезвычайно сложный вирус, который наши специалисты до сих пор не в состоянии выделить. Однако рано или поздно мы найдем злоумышленников. Обязательно найдем.

– Почему ты говоришь об этом мне?

– Разве ты забыл, что занимаешь должность инспектора юстиции? До недавнего времени ты был единственным детективом планеты. Сейчас мы вынуждены пополнить штаты неквалифицированной молодежью, однако большинство из них кулаками умеют работать лучше, чем головой.

– Но мне запретили…

– Пусть пока ты не сможешь работать на Земле, но преступления совершаются и в космосе… Ты хотел что-то сказать?

– Да, а… я, признаться, подумывал об отставке…– с каким же трудом далось ему это слово.– Я… мне, откровенно говоря, здорово осточертела моя должность…

– Но ведь ты хорошо отдохнул.

– При чем тут отдых?!– воскликнул Гурилин.– Мне уже тошно подозревать всех и каждого, видеть в каждом встречном перспективного убийцу, насильника, вора. Я стал настоящим человеконенавистником я, который, как ни смешно это звучит, всю жизнь мечтал побыть простым, средним человеком.

– А разве я когда-либо давал понять, что вижу в тебе кого-то иного?– холодно спросил Дюбуа.– В день, когда на нас обрушилось несчастье, когда вдобавок к катастрофам на Землю навалились поджоги, погромы, убийства, никто иной как я, выволок тебя, мертвого, мертвого, понимаешь?– из этого ада и отправил на Луну с первым же транспортным кораблем. И все это, разумеется, не только из чувства личной симпатии, а потому что ты нужен нам, нуден всей планете. И ты будешь работать у нас, будешь, хочешь ты этого или нет.– Немного помолчав, он смягчился и продолжал.– К тому же на этот раз я предлагаю тебе вовсе не уголовное расследование. Требуется лишь твоя консультация для правительственной комиссии. Как мы подозреваем, это обычный несчастный случай, происшедший при невыясненных обстоятельствах. Сообщение получено нами несколько часов назад, комиссия готова вылететь в любую минуту, но мы никак не можем наладить энергоснабжение космодромов. Словом, старт затягивается на неопределенное время, думаю, что сутки-двое— не более того. Ты же за это время успеешь провести предварительное расследование и изложишь свое мнение комиссии.

Немного подумав Гурилин кивнул:

– Что же и где стряслось?

– Нам пока известно немногое. Вот…

Он поднес к экрану бланк радиограммы с лаконичной надписью:



128RST556113-440 КК ЛАЛАНД ВОЗВРАЩАЕТСЯ ИСЧЕЗНОВЕНИЕМ ЧЛЕНА ЭКИПАЖА ПОДХОДЕ СВЕТОВОМУ БАРЬЕРУ РОГОВ. 1765-212-168.



– Ка-ка— это…

– Космический корабль. Звездолет «Лаланд», восемь месяцев назад отправившийся к звезде Барнарда. И вдруг… такая радиограмма. Сам понимаешь…

– А тебе не кажется, что здесь больше толку будет от физика или навигатора, во всяком случае от человека, больше связанного с космическими полетами, чем я, который…

Дюбуа прервал его нетерпеливым жестом.

– Возможно, мы бы так и поступили, если бы не информационный шквал, который буквально обрушился на Землю с «Лаланда» спустя несколько минут после этой радиограммы. К сожалению из-за отказа приемно-передающих цепей Системы-1 перехватить удалось лишь малую толику информации, а расшифровать— всего лишь три слова. Вот они:– и судья развернул бланк, на котором точно такими же буквами значилось:– УБИЛИУБИЛИУБИЛИ…

– Теперь ты понимаешь, почему наши астро-боги обратились ко мне, а я— к тебе?– продолжил судья.

– Когда я должен отправляться?

– Немедленно. Мы уже связались с лунным Управлением юстиции. По выходе из зала тебя ожидает луноход, на котором ты доедешь до рейсового планетолета «Инкуайэрер». Он везет продовольствие на уран. В районе Плутона пересядешь на станцию «Плутон-Орбитер», а оттуда уж тебя перебросят на «Лаланд», который дрейфует как раз где-то в этом районе.

– Почему бы ему не подлететь поближе? Уж здесь-то найдется достаточно специалистов, которые смогут разобрать корабль до винтика и собрать его заново.

Дюбуа невесело усмехнулся.

– Если бы ты только смог хотя бы отдаленно представить себе стоимость этого звездолета и суммы, которые уже вбуханы в этот полет, то не предложил бы этого. Ты, наверное, помнишь, какой грандиозный шум устроили на Земле по этому поводу, этакое вселенское шоу под лозунгом: «Наш десятый юбилейный выход к звездам!» Какие тогда были празднества, какое ликование. Но все деликатно забывали уточнить, что на эти деньги можно было бы лет пять кормить всю Солнечную систему и не каким-нибудь белковым творогом, а полноценными фруктами. Молчали и про то, что из всех десяти вылетевших звездолетов откликнулся пока только один— «Коперник», но и там, по-моему, кто-то погиб. Словом, что уж скрывать: если это случилось в результате серьезной поломки или аварии, то корабль, конечно же, придется вернуть на верфь. Если же нет, то… Правительственные круги настроены на продолжение полета.

– Версию о преступлении вы решительно отметаете?

– Друг мой,– разъяснил судья,– экипаж готовился в этот полет пять лет. За это время ребята успели притереться друг к другу как шестеренки в хорошо отлаженном механизме. Так что это…– он отбросил бланк,– мне думается, не больше чем плод чьей-то вполне понятной истерики.

– Допустим,– сказал Гурилин,– я установлю причину исчезновения человека. Вы думаете, что после такого потрясения люди смогут продолжать полет к звездам?

– Они должны будут полететь!– жестко сказал Дюбуа.– Так же как и ты принадлежишь Дворцу Правосудия, они принадлежат Центру Астронавтики. Они обязаны полететь и выполнить всю намеченную программу. И ты приложишь все усилия к тому, чтобы их в этом убедить. Все эти люди— специалисты высочайшего класса. На их подготовку Центр затратил такие суммы, что на них вполне можно было бы построить завод или озеленить пустыню. И все это сделано не ради каких-нибудь меркантильных соображений, а исходя из высших интересов всей цивилизации. Человечество задыхается в Солнечной системе. Оно должно выйти к звездам. И оно выйдет к ним, чего бы это ему ни стоило. Ты меня понимаешь?

– Да, но…

– Исполняй. Документы и материалы экспедиции мы передадим на планетолет.




Глава 2


Если восстанет среди тебя пророк, или сновидец, и представит тебе знамение или чудо…

Втор., 13, 2, 3.


– Хотите выпить?– командир «Инкуайэрера» Федор Каменев достал из шкафчика плоскую стальную фляжку.

Гурилин отрицательно покачал головой.

– А я думал, что в космосе царит сухой закон.

– Он э-э-э… как английская королева: царствует, но не правит. Мы его нарушаем ради высокопоставленных гостей. Для них эти законы не писаны.

– Законы издаются для всех, иначе это не законы.

– В вас говорит суровый праведник,– усмехнулся командир, пряча фляжку.– Но мне кажется, что наши законы похожи на паутину, которая ловит мелких мошек, а мясные мухи и шмели ее легко раздирают.

– Не самое лестное сравнение,– заметил Андрон.– Я, по-вашему, вообще предстаю этаким кровожадным пауком…

– Но это же метафора…

– …и к тому же беспомощным пауком,– закончил Андрон.– А это, простите, не совсем так. Я бы лучше сравнил преступность с болезнью. А юстицию— с…

– С врачом? Банально.

Они знали друг друга уже много лет, впервые встретившись при расследовании дела «волков-оборотней», когда Федор, тогда еще совсем молодой пилот, прибыл на Землю похоронить погибшего брата и добровольно принял участие в операции. С тех пор они время от времени встречались и вели долгие беседы на сходные темы.

– Нет, не с врачом, а скорее со скальпелем в руке врача.

– И кто же этот врач?

– Врач— наше общественное самосознание, если хотите, общественная мораль. Чем она устойчивей, тем крепче рука сжимает скальпель и тем точнее он вырезает пораженные ткани.

– Получается парадокс, нечто вроде «врачу— исцелися сам».

– А разве не было парадоксом само возникновение и развитие человеческого сообщества среди чужой и враждебной ему природы? Разве не парадоксально, что несмотря на все неблагоприятные факторы ха исторически кратчайшие сроки человечество преодолело все болезни общественного развития и пришло к единству и братству?

Услышав это, командир засмеялся козлиным смешком и замахал руками, будто ему сказали нечто невероятно комичное, а отдышавшись, он серьезно взглянул в глаза Гурилину и сказал:

– Я не знаю, где вы провели последние недели, в анабиозе или на Альфа Центавра, но если б вы удосужились прочесть хотя бы газеты, да-да, обычные земные газеты, которые вручную пишутся и набираются обычными людьми, а не киберредакторами, которые не проходят электронной цензуры вашей благословенной Системы-1, у вас сложилось бы обратное впечатление. Вы узнали бы, что не только дети, но и взрослые дяди и тети объединяются сейчас по кварталам в кланы и племена со строгой внутренней иерархией, со своими вождями, шаманами и тотемами. Вы узнали бы, что есть племена воинственные, вроде «гуронов», скальпирующих свои жертвы, и забавные, как «мумба-юмба» с фаллически культом и регулярными эротическими оргиями, а есть и жутковатые, такие как каннибалы из племени «кэшт» или садисты-«веронги». Вы бы узнали, что в нашем демократическом обществе имеются фараоны, императоры и царьки со своими армиями и рабами, что, несмотря на отмену валюты, там благоденствуют миллиардеры…

– Но это же… просто мошенники!– горячо возразил Гурилин.– Они-то все и есть те самые язвы общества, с которыми мы с вами обязаны бороться!

– Боюсь, что это уже не язвы, а метастазы,– вздохнул Каменев.

Браслет на его руке запищал и сказал: «Земля».

– Иду,– бросил Каменев.– Прошу простить, меня вызывают. Служба-с. Но на досуге все же поразмышляйте, легко ли будет врачу исцелить опухоль в собственном мозгу?

Он вышел, а Гурилин ленивым взглядом пробежал по каталогу микрофильмов. Уже вторые сутки он находился на борту транспорта, который вез тридцать тысяч тонн продовольствия для многочисленных орбитальных станций Урана и Плутона. Из-за внезапного отказа радиостанций все графики поставок оказались под угрозой срыва. А тут еще разразился правительственный кризис, полетели с постов министры, в парламенте планеты дебатировался вопрос об отмене электронных кредитных карточек (из-за того, что все данные о банковских вкладах неожиданно оказались стертыми) и введении твердой валюты. На головы мирных обывателей хлынул поток сенсационных разоблачений и скандальных отставок, но все равно, во всем и во всех чувствовалось огромное желание жить, творить, действовать, строить новую жизнь, не сообразуясь с выверенными электроникой законами, которые долгие годы диктовала обществу считавшаяся доселе непогрешимой Система-1.

– Это вам,– сказал Каменев по селектору.– Телекс с Сатурна.

– С Сатурна?– удивился инспектор.

– Индекс земной, но передаточная станция на кольцевой «Крон-5». Земному радио за нами трудно угнаться. Вы подойдете к рации?

– Попробую,– уперев руки в подлокотники, Гурилин попытался приподняться. Он чувствовал в себе достаточно физических сил, чтобы встать на ноги, но перед глазами неожиданно замаячила черная пелена, кровь застучала в висках, неприятно булькнула в ушах.– Дьявол,– пробормотал он, переводя дух.

– Что-нибудь случилось?– спросил селектор.

– Я-то думал, что у вас тут будет невесомость, а у вас сила тяжести втрое выше земной.

– Всего в полтора раза,– заверил его командир.– Ничего удивительного. Наш «Инка»– самый шустрый транспорт в системе. Мы сейчас идем с постоянным ускорением 1,6-1,8, так что невесомостью вам предстоит насладиться на «Лаланде».

В узеньком и тесном отсеке управления принтер уже заканчивал печатать сообщение для инспектора. Федор выдернул из щели и протянул ему лист, где кроме телеграммы и десяти пунктов сообщения были плохо пропечатаны и десять цветных фотографий. Пять мужчин. Пять женщин. И текст: ПРОСИМ ПРИНЯТЬ СВЕДЕНИЮ ДАННЫЕ ЦЕНТРА АСТРОНАВТИКИ ЭКИПАЖЕ КК ЛАЛАНД. Ниже значилось следующее:



1) Борис Рогов— командир полета, 48 лет, высшее, стаж работы в космосе— 25 лет, 12 правительтственных наград. Характер собранный, уверен в себе, обладает способностями руководителя, находчив, умен, властен. Женат на А.Роговой. Увлечения— самообразование, углубленная проработка ксенологии, питает повышенную слабость к детям, особенно к сыну.



2) Василий Белоглазов— старший помощник командира, зав научной частью экспедиции. 42 года, высшее, стаж работы в космосе— 7 лет, доктор астрофизики, 4 научных степени, 128 опубликованных работ. По характеру чрезвычайно работоспособен, трудится над научными проблемами до полного их завершения. Смешлив, любит анекдоты. Увлечения— латинские авторы, Гораций, Виргилий. Холост.



3) Пьер Макошин— бортинженер, второй пилот, штурман. 34 года, высшее, стаж работы в космосе 11 лет. Специализация: энергетик, плазменные двигатели. Характер— чуткий, легко возбудимый, вспыльчивый. Возникающие проблемы любит решать с наскока, изобретателен, находчив. Увлечения— филателия. Холост.



4) Николас Бергер— врач экспедиции. 26 лет, среднее специальное. Специализация— прикладная психология. Стажа работы в космосе не имеет. Характер— самолюбивый, чувствительный к внешним факторам. Увлечения— поэзия, пение под гитару, туризм. Холост.



5) Рашид Камалетдинов— старший пилот, сдал экзамены на штурмана. Среднее специальное. 28 лет. Стаж работы в космосе— 10 лет, 5 правительственных наград, из них 2— за личное мужество. Характер— ровный, покладистый, исполнителен по природе, очень дисциплинирован. Увлечения— . . . . . . Холост.



6) Алла Рогова— инженер-энергетик. 45 лет, высшее, стаж работы в космосе— 20 лет. 17 правительственных наград. Характер— мужественный, ровный, выдержанный. Свободное время посвящает самообразованию по специальности. Увлечения— кулинария, воспитание детей. Замужем за Б.Роговым.



7) Татьяна Терских— инженер-кибернетик, 29 лет, высшее. Стаж работы в космосе— 2 года. Характер— спокойный, покладистый, умеренно живой. Увлечения— компьютерные игры, составление программ, 3-я премия на ежегодном конкурсе корпорации IBM. Не замужем.



8) Вера Величко— техник-связист, инженер, пилот. 45 лет, среднее специальное, стаж работы в космосе— 19 лет. Характер— спокойный, душевный, дружелюбный. Доброжелательна к окружающим. Увлечения— макраме, вязание. Замужем. Имеет дочь, внучку.



9) Жанна Меликсетова— инженер-химик. Специализация— геология, строение планет, биосфера планет. 25 лет, высшее. Стажа работы в космосе— не имеет. Поправка: стажировка— 1 год. Характер— трудолюбива, усидчива, эрудирована. Увлечения— альпинизм, составление кроссвордов. Не замужем.



10) Дэзи Новотная— врач-микробиолог, биолог. 27 лет. Высшее. Стаж работы в космосе— 2 года. Характер— дружелюбный, приветливый, общительный. Увлечения— икебана. Не замужем. Поправка— разведена. Поправка— муж дать развод отказался.



Читая, инспектор то и дело поглядывал на фотографии тех, с кем ему предстояло разбирательство. С фотографий на него смотрели десять человек. Мужественное с зачесанными назад светлыми волосами— лицо командора. Такое же белокурое, с синими глазами— личико его красавицы-жены. Скуластый, наверное, немногословный пилот Камалетдинов. Стриженный под ежик, остроносый бортинженер. Широколицый, с бородкой— зам. по науке. Прочие женщины— их лица вполне обычны, мало вдохновляют на романтические чувства. Вот разве эта Дэзи… Ах, Дэзи, крошка Дэзи, прелесть Дэзи, немудрено, что какой-то обезумевший от чувств, оставшийся на Земле супруг напрочь отказался разводиться— от этой ясноглазой, с огоньком брюнетки немудрено и голову потерять…

Что там дальше? Тесты на совместимость— сданы, по специальности— все соответствуют своим должностям…

– Думаете, вам пригодятся эти бредни?– скептически осведомился командир.

– Хотя бы как отправная точка.

– Все это чушь. Вредная и глупая чушь. Наследие нашей обожаемой Системы,– отрезал Каменев.– Человека нельзя измерять как полено. И тем более недопустимо подгонять людей друг к другу как уголки в петнамино. А именно так их и подбирают для полетов: всякой твари по паре. Но никто и никогда не сможет предсказать, как поведет себя тот или иной человек в экстремальной ситуации. Разудалый гусар может оказаться заурядной шкурой, а болтуны и бабники нередко проявляют чудеса героизма. И главное, что не учитывает наш центр— это Фактор X.

– Впервые о таком слышу.

– Один из великих писателей прошлого Лем как-то написал: «В космосе нас ждет неведомое». И за истекшие двести лет мы к этой фразе не можем добавить ничего нового.

– Бросьте!– отмахнулся Гурилин.– Я не верю в чудеса. Все эти ваши пришельцы, игры со временем, фантомы, сверхчувственное восприятие— результат лишь больного воображения, либо тонкого розыгрыша. Вспомните «волков».

– А вы слышали историю о скафандре Джона Дрока?– спросил его Каменев.

– Нет. Это— что? Одна из разновидностей межпланетного фольклора?– с усмешкой поинтересовался инспектор.

– Судите сами. Лично я эту историю слышал от людей, которым можно доверять не меньше, чем мне или вам.

Итак, о Дроке. Он был вторым сменным пилотом на корабле «Наугольник». Шла самая середина блаженной памяти XXI века… Удивительное было время! В те годы объединившуюся планету охватил невиданный творческий подъем. Люди впервые поверили, что можно жить в мире и благоденствии, не ожидая голода и атомных бомбардировок. Ах, тогда они все до единого были романтиками. Они в течение пяти лет выкорчевывали бразильские джунгли, не щадя себя, распахали Большую Сибирскую пустыню и осушили Великие Озера. Не менее отважным был и их рывок в космос. Романтики открытой грудью встречали солнечный ветер, очертя голову обживали Луну и Венеру, отправили пятьсот человек пропадать на Альфу Центавра… Короче, сейчас все мы пожинаем плоды их усердия и пытаемся кое-как свести концы с концами.

«Наугольник» должен был провести завершающие монтажно-наладочные работы на станции «Посейдон» на орбите Нептуна, задействовать ее в работу, пустить кислород и оставить первую смену исследователей. Джон Дрок был суровым неразговорчивым мужчиной с густой черной бородой, что само по себе редкость среди космонавтов. Кроме своих чисто служебных обязанностей, он еще и по договору с фирмой помогал бригаде шеф-монтажников (он был славным сварщиком). И вот, однажды на корабле произошло ЧП. Небольшая авария без тяжелых последствий, так что о ней даже акт составлять не стали. А случилось вот что: разгерметизация. Дверь в шлюзовую камеру находилась рядом со шкафом для пожарного инвентаря, где Дрок держал свой скафандр. Разумеется, каждый имел свой персональный скафандр, и каждый держал его в своей каюте. Но там это сооружение занимало много места, так что для своего Дрок оборудовал упомянутый шкаф буквально рядом с выходом (он каждую свободную минуту использовал для работы, потому что фирма обещала хорошие премиальные за досрочную сдачу станции). Следует сказать, что к своему скафандру Джон Дрок относился очень бережно. Он с прямо-таки феноменальной тщательностью чистил его, драил бляшки и подгонял крепления, проводку и шланги, а порой даже и разговаривал с ним. «Что, старина,– говорил он бывало,– охота тебе погулять, а? Охота?»– «Покрепче его привязывай на ночь,– посмеивались ребята,– а то как бы он от тебя не удрал».– «Мой скафандр?– возмущался Дрок.– Он от меня никуда не денется. Куда он— туда и я И наоборот!» И вот, как-то раз он в очередной раз торопился на смену и вдруг дверь шлюзовой открывается… прямиком в открытый космос. Сами понимаете, случай экстраординарный. Инструкции на этот счет есть самые суровые и накрепко вбиты не только в человечьи мозги, но и в электронные. Одновременно две двери раскрыться не смогут ни при каких обстоятельствах. А тем более три (там ведь еще и тамбур). При выходе в космос на корабле непременно гудит зуммер, вспыхивает предупредительная лампа, подается запрос на главный компьютер, тот определяет готовность, запрашивает подтверждение, отдает разрешение и прочая, прочая. Однако, надо вам сказать, что случай для экстренного открывания дверей все же предусмотрен, на случай внезапной аварии. На этот счет возле люка каждого корабля имеется небольшой красный рычаг, именуемый в просторечии «стоп-краном». Воспользовавшись им, терпящий бедствие сможет открыть одну дверь, затем вторую, получить глоток кислорода и уж потом думать о третьей. Но в тот день, как я вам ужу говорил, распахнулись настежь все три двери как раз в тот момент, когда Дрок собрался надеть свой драгоценный скафандр. В ту же секунду весь воздух, имевшийся на станции, колом выбивает наружу, тем же сквозняком вышвыривает и скафандр и уносит в пространство, подхватывает и самого Дрока и несет туда же. Но не успел никто сказать даже «мама», как датчики отметили понижение давления, сработала аварийная система, и двери наглухо закрылись, оставив бедняг в самом жалком положении, какое только можно себе вообразить. Однако, все быстро пришли в себя. Кислороду осталось предостаточно, все травмы обошлись в несколько кровоточащих ушей и носов, да в небольшой стресс, который успешно сняли внеочередной порцией бренди. Так что по здравом размышлении, командир согласился даже не составлять об этом случае акта, тем более, что сразу после окончания работ корабль отправлялся на капитальный ремонт. Да и кому охота ни за что ни про что зарабатывать лишний выговор и лишать премии не только самого себя, но и все Управление?

Однако с того дня Джона Дрока словно подменили. Большую часть своего времени он теперь проводил в «солярии», на террасе, забранной толстым стеклом и открывающей вид наружу. Он стоял у поручней, скрестив руки на груди и все смотрел и смотрел… куда вы вы думали? В пустоту. Не на какую-то отдельную звезду или созвездие, а область Тартара, особенно хорошо различимую с окраины системы, где царит абсолютный мрак и не радует глаз ни какая-либо самая малая звездочка, не регистрируется также ни рентгеновское, ни фоновое излучение, так что название этому местечку, думается, подобрали правильное. Порой замечали, как при взгляде на это мрачное место сжимались кулаки некогда лихого пилота, как напрягалось все его тело, как порывался он порой прижаться к стеклу и даже как будто шептал что-то. Однажды бригадир монтажников Каспар Дановиц, с которым они были близки, осведомился, отчего у Дрока такой вид, будто он собирается удрать с корабля. «Скоро мы все покинем его»,– ответил тот со странной улыбкой. «Перестал бы ты психовать,– посоветовал ему рассудительный Дановиц,– одевал бы запасной скафандр и дул бы на смену. Ребята ведь зашиваются».– «Нет,– прошептал Дрок,– я не могу… Он не простит мне измены…»– «Кто?»– «Он. Он здесь. Он зовет меня. Зовет к себе. Туда»,– и он ткнул пальцем в стекло, за которым разверзся Тартар.

В тот день Дановиц не придал значения его словам. Он счел их шуткой или же следствием депрессии, вызванной усталостью. Вспомнил он об этом разговоре двумя днями позднее, когда узнал, что Дрок обратился к капитану с рапортом, в котором просил выделить ему реабот для поиска скафандра. Командир вначале счел это рождественской шуткой, но поскольку до рождества было далеко, а реабот на корабле был один и использовался лишь для монтажных работ, а ни в коем случае не для прогулок в космосе, то шеф вызвал Дрока к себе, кратенько переговорил и вызвал врача, который немедленно упрятал пилота в изолятор, а для верности надел еще и смирительную рубашку. Этот печальный инцидент надолго отравил всю обстановку на корабле.

И вот, когда все работы на станции уже были в основном выполнены и Дановиц со своим другом Фредом ползали по обшивке с дефектоскопом и проверяли стыки (назавтра должны были пустить кислород), все вокруг вдруг озарилось каким-то неземным, потусторонним сиянием. А надо вам сказать, что Нептун очень темная и сумрачная планета, состоящая почти целиком из первозданного космического льда. По ней гуляют моря из жидкого метана, не особенно придерживаясь определенных очертаний. Солнце с его орбиты выглядит не более ярким, чем лучик карманного фонаря; на самой же планете, если у кого-то доставало ума туда высадиться, день-деньской царила почти полная мгла. Из экономии энергии корабль и примыкавшая к нему станция снаружи почти не освещались, лишь в тех местах, где велись работы, устанавливались несколько галогеновых ламп. И вдруг такое… Планета пылала. Как звезда, как огромный голубой гигант, она светилась иссиня-белым фосфорным пламенем. И на фоне этого яростного сияния особенно отчетливо выделялся громадный скафандр, бредущий в пустоте по направлению к Тартару. Он брел некоторое время, потом повернулся и поднял руку. И в ту же секунду следом за ним, снявшись со станции, устремился реабот. Потом, вырвав соединительную «гармошку» туда же двинулся и «Наугольник». И Фред, бедняга Фред, тоже, задействовав свой реактивный ранец, помчался следом за ними сломя голову. Дановиц также испытал в тот миг непреодолимую тягу и страстное желание полететь в это сияющее далеко. Но, во-первых, у него не было реактивного ранца, а во-вторых, нога его запуталась в фале. Словом, когда он пришел в себя, и скафандр, и корабль со всем экипажем и персоналом будущей станции уже исчезли, растворившись в необъятных просторах неожиданно утихомирившейся Вселенной. Так, в одиночку, он провел на пустой, безжизненной станции ровно неделю. Воды у него оставалось двести грамм, НЗ составлял не более двух тюбиков питательной пасты.

– А воздух?– поинтересовался Гурилин.– Чем он дышал все это время?

– На его счастье на станции нашлись два оставленных сварщиками баллона с жидким кислородом. Как он ухитрился подсоединить их к своим, где откопал переходники и жиклер— по сей день остается загадкой. Впрочем, он был хорошим слесарем, а такие везде, где ни работают, делают себе маленькие заначки из сэкономленных деталей на случай, если доведется подхалтурить. Правда, он все равно отморозил себе верхушку легких и умер ровно через месяц после того, как его спасли.

– Занятный случай,– отметил Гурилин.

– Но самое занятное, что этот случай далеко не единственный. Спустя полгода после этого огромный черный скафандр увидели с «Фламариона», межпланетного грузо-пассажирского корабля, спешившего на Марс с грузом новых стержней для реакторов. Увидели, передали на Базу и замолкли. Навсегда. Остатки корабля нашли на Сырте где-то через месяц. После этого скафандр Джона Дрока видели еще двадцать или тридцать кораблей, и все они плохо кончили. Пусть не в тот же день, но на следующий, через неделю или через месяц, все эти корабли находили свой конец. Как правило, вместе со всем экипажем…

– И что же, перед смертью они успели вам рассказать об этом фантоме?– поинтересовался инспектор.

– Каспар Дановиц был моим прадедом по материнской линии,– пояснил Каменев.

– Не понимаю, как вы можете верить во все эти сказки с привидениями. Уж что-что, а работа в космосе, на переднем крае науки, должна, по-моему, менее всего располагать к мистике и суевериям.

– А люди тем не менее верят,– возразил командир.– Сам-то я скафандр Джона Дрока не встречал, может быть, потому и имею сейчас счастье беседовать с вами. Но что вы скажете о «Ригеле», с которым связана не менее жуткая история. С него самым загадочным образом исчез весь экипаж, причем корабль выглядел так, как будто его только что покинули.

– А, как же, слышал,– припомнил Гурилин,– газетчики прозвали его «Мэри Челист»* нашего века». Очевидно, этот корабль и в самом деле покинул экипаж, испугавшись чего-то…

– А «Южный крест»? Вы слышали о нем? Двенадцать человек там умерли на своих рабочих местах в одну и ту же минуту.

– Ну… возможны метеорит, отравление… что-то еще?

– Не угадали. Моментальный инфаркт. А что вы скажите о «Кассиопее»? Эта радиорелейная станция обеспечивала устойчивую связь между Землей и Сатурном. Когда на нее прибыла смена, то вместо четырех парней там нашли лишь четыре скелета.

– Ну, это уж совершенная сказка!– рассмеялся Гурилин.

– Я находился в числе тех сменщиков,– заявил командир, поднимаясь.– И своими руками упаковывал в мешки их голые кости, дочиста обглоданные крысами.

– Помилуйте, откуда в космосе крысы?

– Если б мы только знали!..

– Командир, вас вызывает Уран-Главная,– сказал динамик.

– Иду.

– Кстати, не поясните ли, почему вас называют «командиром корабля», а Рогова «командором»?

– Ну…– Каменев усмехнулся.– Как вам сказать… Красивше звучит. Все-таки к звездам человек летает, а не то, что мы, каботажники. А с Роговым мы вместе были на курсах повышения. Парень он стоящий, помешан на космосе и на своих ребятишках. Больше о нем не знаю, а сплетничать не хочу.

– Так были и сплетни?

– А вы и ними интересуетесь?

Под его пристальным ироничным взглядом Гурилин неожиданно покраснел.

– Поймите, для меня сейчас ценна любая информация, способная пролить свет на обстоятельства катастрофы.

– Во-первых, эти сведения вряд ли актуальны, ибо касаются событий десятилетней давности. А во-вторых, касаются в большей степени не самого командора, а его жены. Вот уж кто действительно стерва, не приведи Господь.

И Федор Каменев поторопился уйти, так как снова включился селектор и радист закричал, что сеанс связи кончается и ураниты вот-вот «начнут метать икру».

Перегрузки вновь возросли. Тяжесть ватным мешком навалилась на тело. К горлу подступила тошнота. И, из последних сил удерживая горьковатый, рвущийся из горла наружу комок, Гурилин с тоской подумал, что космос— вовсе не самое полезное место для его вестибулярного аппарата.




Глава 3


Больше чем кто-либо другой из людей, он

обладал особой способностью притворяться и

внушать доверие к своей благожелательности…

Геродиан


Тишина. И мрак. Стоя в темной нише, сделанной в борту звездолета, инспектор подумал, что она могла бы стать идеальной мышеловкой. Если ему не откроют через каких-нибудь полчаса, он может просто напросто задохнуться. Или окоченеть. Впрочем, нет, он-то сможет, пожалуй, вытерпеть и два часа, а возможно, и три. Но рано или поздно конец все равно поступит. И никто не услышит его воплей, стука в обшивку, разве что перехватят радиосигналы, если настроятся на его частоту. Но кого он, собственно, тут опасается? И стоит ли ему вообще чего-то здесь опасаться?

Над головой загорелась табличка с надписью «вход». Затем в глухой стене образовалась светлая щель, которая быстро превратилась в ярко освещенный проем, и одновременно с этим опустилась передняя стенка ниши.

И вновь он оказался перед закрытыми дверями, а те, оставшиеся за спиной, вновь сомкнулись. Потом загудела слышимая даже сквозь скафандр сирена. Стена перед ним дрогнула. Гурилин шагнул вперед и чуть не сбил с ног невысокого коренастого мужчину с раскосыми глазами на скуластом лице. Тот что-то сказал.

– Не слышу,– ответил Гурилин.– Помогите-ка мне снять эту штуку.

Коротышка бойко о чем-то заговорил, но инспектор положил ему руку на плечо и попытался знаками объяснить что именно он от него хочет. Тот усмехнулся, надавил клапан сбоку от воротника, потом другой, и стекло гермошлема сдвинулось с места.

– Простите, я думал, что вы тоже нас боитесь,– сказал встречавший, которого Гурилин узнал по фотографии. Это был старший пилот Рашид Камалетдинов.– Как эти врачи с «Посейдона».

– А чего я должен был бояться?

– Дышать одним с нами воздухом, – объяснил пилот.– Сами понимаете: карантин. Мало ли какую космическую заразу мы оттуда притащили.

– Я не боюсь,– сказал Гурилин, слегка покривив душой; он волновался.

Впервые он ощутил волнение как только на экранах «Орбитера» появился корабль: громадная, чуть приплюснутая пятигранная пирамида с утолщением в передней части, напоминавшим раструб древних пистолетов. С трех сторон километровой пирамиды вырастали широкие плоскости, несшие стабилизирущие вспомогательные двигатели в дополнение к четырем основным «крейсерским» и главному «толчковому», расположенным в торце пирамиды. Волнение его усилилось, когда начальник станции связался со звездолетом, и на одном из экранов возникло изображение мужчины с посеревшим осунувшимся лицом.

– Слушаю вас,– сказал он негромко.

– К вам гости, Борис.

– Опять врачи?

– Нет, э-э-э…

– Эксперт,– подсказал Андрон.

– Да, эксперт с Земли. Примете?

– Пожалуйста.

– Так мы высылаем бот?

– Как хотите,– экран погас.

– Вы должны понять его состояние,– извиняющимся тоном сказал начальник станции.– У каждого из нас на его месте оно было бы не лучшим.

– Как он погиб?– сказал Андрон.

– Кто? Бергер? Понятия не имею. И никто этого не знает. В том-то все и дело, что он не погиб, а исчез без следа. Даже кажется, скафандра не прихватил. Потому-то они и вернулись с полдороги.

Затем инспектора облачили в скафандр и проводили в подвижный пристанционный модуль, сокращенно именуемый реаботом. Это сооружение внешне смахивало на прозрачную кабину вертолета, подвешенную между двух веером расходящихся хвостов с реактивными двигателями. Полет продолжался около получаса, но еще примерно столько же пилот маневрировал, пытаясь подойти к люку звездолета с удобной точки, и Гурилин получил возможность рассмотреть корабль со всех сторон. Раструб впереди оказался и в самом деле громадной, около двадцати метров в диаметре воронкой угольно-черного цвета, на дне которой, как в жерле вулкана, что-то пламенело. Прожектор реабота выхватывал из тьмы отдельные конструкции, далеко разбросанные решетки антенн, но все же большая часть корабля пряталась в тени, периодически разрываемой вспышками алых и синих сигнальных огней.

– У нас разные стыковочные блоки,– бросил пилот, не отрывая взгляда от инфраэкрана, на котором контуры «Лаланда» вырисовывались более или менее четко.

– Что?– встрепенулся Андрон.

– Я говорю: вы сможете перепрыгнуть?

– Как?

– Резво. Я подгоню машину к люку, вы откроете дверцу, оттолкнетесь ногой от порога и прыгнете.

– Куда?

– Туда, в шлюзовую. Видите, прямо над ней навис стабилизатор, я могу его задеть. Ну как, сможете?

А потом прожектор реабота выхватил из тьмы шершавые плиты борта, и они разошлись, образовав квадратную нишу, в которую Гурилин и нырнул головой вперед. Он летел, неловко подгребая руками, долго-долго летел в пустоту, в черный квадрат, в глубине которого тускло горела оранжевая лампочка. На свет этого спасительного маяка и рванулся он и плыл в пространстве бесконечно долгие пять или десять секунд, пока не ударился о стенку тамбура так, что треск и скрежет стекла гермошлема словно вспороли все его естество изнутри. «Трещина!..»– забилась в нем паническая мысль. С последующие несколько секунд он подавил в себе естественный животный страх, постаравшись неторопливо разъяснить себе, что гермошлемы делаются из ударопрочной массы, и что если бы он в самом деле прохудился, смерть наступила бы мгновенно.

– Так вы и есть эксперт?– поинтересовался пилот.

– Да, если можно так выразиться,– Андрон протянул ему руку.

– Рашид,– молодой человек крепко тряхнул его руку и спросил:– У вас на ботинках магниток нет?

– Нет… не знаю.

– Если б были, то прилипли бы. Ну, ничего, держитесь за меня.– Он шел по коридору, гулко звякая подошвами ботинок. Андрон то прыгал, то летал рядом с ним, держась за его руку.

– Какой у вас размер ноги?– спросил Рашид.

– Двадцать девять.

– Тогда я вам свои «лапти» отдам, у меня есть запасные.

На этом корабле умели беречь площадь: узкие коридоры, приземистые потолки, белые панели стен, повсюду царил жаропрочный пластик и металл, белила и никель— больничный интерьер, изредка нарушаемый ярко-красными пятнами пожарных шкафов.

Длинный коридор кончался лесенкой. Андрон спустился, вошел в комнату и остановился на пороге.

– Вот, ребятки, это наш эксперт, его Андроном зовут,– весело сообщил Рашид.– Щас он нам живо растолкует шо к чему.

Скорее всего это была столовая. Или кают-компания, как по аналогии с морскими судами их принято называть в космическом флоте. Место совместных трапез и вечернего отдыха покоряло живописной и волнующей красотой. В углу обширной залы уютно потрескивал камин. Высокие вычурные колонны поддерживали легкие голубоватые своды, разрисованные амурами и грациями в легкомысленных одеяниях. Видна была уходящая вдаль анфилада таких же просторных комнат-беседок, как и эта, выходившая на прелестный зеленый луг, на котором мило возлежало стадо тучных коров. Лениво жуя, они меланхолично взирали на весело журчавшую невдалеке речку. Если выглянуть в широкое окно, наверняка откроется столь же умиротворяющий ландшафт. Однако никто не подходил к баллюстраде. За большим овальным столом сидели восемь человек: трое мужчин и пять женщин. Все они сосредоточенно глядели на Гурилина. Его спутник тоже подошел и сел рядом с ними.

– Присаживайтесь,– Борис Рогов указал на свободное кресло.

Гурилин сделал шаг вперед и вдруг с ужасом почувствовал, что поднимается вверх. Он отчаянно замахал руками и ногами, но движение все продолжалось, пока он не уперся ногами в потолок, самым нелепым образом свесившись головой вниз. Он попытался оттолкнуться.

– Не двигайтесь!– резко сказал командор.– Вы так себе нос расшибете. Помогите ему, Пьер.

Худощавый мужчина с густыми бровями и длинным и тонким носом встал, ухватил инспектора за рукав, потянул, перевернул и помог усесться в кресло.

– Очевидно, впервые в космосе?– осведомился Рогов.

– Да,– смущенно признался Гурилин.

– Тогда как же вы будете проводить экспертизу? Вы физик? Гравитационник? Плазменщик? Теоретик? Математик?

– Нет.

– Космобиолог? Ксенолог? Космолог?

– Видите ли…

– Инженер-конструктор? Механик? Врач?

– Нет.

– Так по каким же вопросам вы эксперт?– ледяным тоном осведомился командор.

– Как вам сказать… Эксперт— это чересчур сильно сказано. Я, собственно, занимаюсь техникой безопасности.

На лицах членов экипажа заиграли ироничные улыбки. Командор рассмеялся.

– Вот уж чего я не мог предположить, так это того , что первыми за нас возьмутся наши доблестные профсоюзы. Акт будете писать?

– Конечно.

– Ну так мы его уже написали.

– Давно?

– Стазу же после происшествия. Центр им располагает. Чего же они еще хотят?

– Я полагаю, что Центр не получил акта из-за отказа компьютерной системы.

– Эта авария захватила даже Центр?– встревожился командор.

– Всю планету.

– Так вот почему мы никак не может связаться с Землей,– помрачнел Рогов.– Ну что же, сейчас пройдем в мою каюту, там и прочтете, заодно и подпишите. Да принесите же кто-нибудь ему «лапти»!

Рашид быстро поднялся и вышел.

– Что же явилось причиной этого несчастного случая?– спросил Гурилин.

– Спросите что-нибудь полегче,– ответил бородач с неприятно хриплым голосом.– Мы уже неделю ломаем себе над этим головы.

– Простите, я не представился,– спохватился инспектор,– Андрон Гурилин.

– Белоглазов,– поднялся бородач,– Василий,– и крепко тряхнул протянутую ему руку,– зам-нач по науке и технике. А это— Борис Рогов, наш всехний начальник, царь и Бог…– не поддержав взятого им шутливого тона, командор еле заметно кивнул.– Нашего первого и единственного пилота вы уже видели: Рашид пошел добывать для вас обувку. Пьер Макошин,– худой востроносый мужчина быстро взглянул на инспектора и отвел взгляд,– наш бортинженер и на все руки мастер. Теперь от сильнейшей половины экипажа перейдем к прекраснейшей.

– Алла,– представилась миловидная изящная женщина, сидевшая возле командора. У нее была миниатюрная грудь, почти не читавшаяся под пышным свитером и маленькие пальчики с длинными, кроваво-красными ногтями. Ей вряд ли можно было бы дать больше тридцати, хотя Андрон и знал, что она давно уже разменяла пятый десяток. Однако сильнее всего поражали ее глаза, глубокий пронзительный взгляд никого не оставил бы равнодушным, в нем чувствовалась большая и трагическая сила.

Вере Величко, сидевшей рядом с ней, на вид можно было дать и сорок и пятьдесят лет. Она была ровесницей Аллы Роговой, но годы отчетливо читались в ее морщинах и усталом, равнодушном взгляде. Не отрываясь от книги, которую она, скучая, перелистовала, Вера, услышав свое имя, желчно поджала губы и продолжала читать. Дэзи Новотной на вид казалось гораздо меньше лет, чем было указано в рапортичке. Она походила на веселую разбитную школьницу, невесть каким образом затесавшуюся в компанию взрослых.

Татьяна Терских, как отметил инспектор, была единственной, кто не вполне походил на свое фото, переданное по телефаксу. За время, прошедшее со дня вылета, она значительно похудела, глаза ее запали. Она неторопливо и сосредоточенно вязала, казалось, совершенно не обращая внимания на все происходящее. «Но ведь вязание не ее хобби»,– вспомнилось инспектору.

Последней ему представили Жанну Меликсетову, толстую, расплывшуюся брюнетку с большим грушевидным носом и совиным насупленным взором из-под густых сросшихся бровей.

– Итак,– заключил Гурилин,– вы вернулись из-за того, что пропал ваш врач Бергер. Я правильно понял?

– Почти, если не считать, что вы несколько сместили акценты,– терпеливо объяснил ему Белоглазов.– Исчезновение человека является не главной, но, вполне возможно, весьма существенной причиной. Поймите, на нашем корабле не один,, а десять врачей. И десять пилотов. Плюс столько же инженеров, связистов, химиков, сварщиков, биологов… Мы все— универсалы, вы понимаете? Любой из нас в одиночку способен довести корабль до звезды и вернуться назад, выполнив весь комплекс работ. Но дело же не только в пропаже человека! Возвращение произошло помимо нашей воли. В январе прошлого года мы стартовали с окололунной орбиты и потратили восемь месяцев на пересечение Солнечной системы, затем три месяца разгонялись до околосветовой скорости и вдруг, очнувшись от анабиоза, убедились, что корабль лежит в дрейфе на орбите Плутона. Словом, все дело обстояло так, будто мы и не покидали системы, вы понимаете? Когда же мы осознали все это, когда убедились, что за время нашего сна с корабля бесследно исчез наш товарищ, мы принялись искать связь с Землей, с Лунником, но никто нам не отвечал… Мы уж решили было, что пали жертвой вселенской катастрофы, сдвига во времени, проделок иноцивилизации, встречи с антимиром, и Бог знает чего, как вдруг нам ответил «Орбитер». И, честно вам признаюсь, мы ждали гостей с Земли, но, черт побери, никто и предположить не мог, что первым гостем окажется инспектор по технике безопасности!




Глава 4


…Более того, он поведал и о злосчастном

происшествии на корабле. Но нашелся ли хоть

кто-нибудь столь тупоумный, чтобы поверить, что оно было случайным

Тацит «Анналы»


«Мы, нижеподписавшиеся,.. составили настоящий акт о том, что 12 декабря с.г. нами было произведено комплексное обследование космического корабля «Лаланд», серийный номер 7211/04, индекс А-716…»– читал про себя Гурилин, старательно шевеля губами. Акт был составлен на 28 страницах, каждая из которых свидетельствовала о полной и абсолютной исправности всех узлов и деталей звездолета.

– Вы, извиняюсь, какие языки изучали?– нетерпеливо осведомился Рогов. Они сидели в его каюте, находившейся неподалеку от отсека управления. В ней царил пуританский порядок, постель была убрана в стену, карандаши аккуратно закреплены натянутыми резинками, матовую пластиковую поверхность стен оживляла прикрепленная изолентой фотография двух белобрысых детей, мальчика и девочки лет восьми-десяти.

– Я?– с удивлением переспросил Андрон.– Ну… разные… в основном европейские, ну и русский, а что?

– А я думал, что китайский и суахили.

– Простите?

– Вы этот акт читаете уже добрых полтора часа и в третий раз начинаете с начала.

– Все, что написано здесь, я достаточно хорошо запомнил, а теперь пытаюсь прочесть между строк— какой же вывод сделали вы из этого происшествия.

– Напрасно пытаетесь. Пусть выводы делает комиссия, наше же дело— зафиксировать точное время и место происшествия, а также состояние корабля в этот период.

– Итак, это произошло…

– Семь дней назад 11 декабря. Мы уже восемьдесят семь дней, как покинули границы Солнечной системы и удалились от орбиты Плутона на 200 миллионов километров. Корабль разогнался до субсветной скорости, осталось сделать последний рывок и…

– Каково было самочувствие членов экипажа?

– Нормальное, разумеется.

– Почему «разумеется»?

– Потому что…– командор казался раздосадованным,– а почему, собственно, ему не быть нормальным? Весь год мы жили в полностью стерильной атмосфере, питаясь высококачественными продуктами, так что…

– Тем не менее вы были изолированы от всего человечества. Говорят, что космонавты порой испытывают некоторый э-э-э… моральный дискомфорт, у некоторых развивается клаустрофобия, у других— что-то еще…

Командор желчно улыбнулся.

– Мои люди просто не могли позволить себе подобной роскоши. И вообще, товарищ эксперт, вы представляете себе, что такое межзвездный перелет? До нас это делали всего девять кораблей, ни один из которых до сих пор так и не найден. Так что каждая экспедиция— это своего рода эксперимент, в котором люди являются и объектом и субъектом исследований. У каждого члена моего экипажа на весь этот год имелась своя программа работ, и каждый старался в нее уложиться до того, как ляжет в анабиоз.

– А у того, который исчез?

– И у Бергера хватало работы. В конце концов, все, что мы делаем, мы делаем для того, чтобы люди чаще, дальше и смелее летали к звездам. Для Бергера объектом исследований служили мы. Он замучил всех своими анализами. А порой говорил, правда, шутливым тоном, что мечтает своими глазами увидеть, как человек превращается в волну.

– В волну, вы говорите?– брови инспектора взлетели.

– В том-то и состоит особенность взятия светового порога, что атомы материального тела превращаются в электромагнитное излучение, по сути дела в тот же самый световой луч. Масса тела при этом стремится к бесконечности, сливаясь со вселенским вакуумом, а длина в соответствии с теорией относительности сокращается почти до нуля. Представляете?

Инспектор поежился.

– Вот-вот, и мы не представляем. Однако все это происходит независимо от смелости нашего абстрактного мышления. Чтобы не искушать Провидения, экипаж на время перелета (3— 5 лет) погружается в анабиоз, а электронный мозг в нужном месте включает торможение и командует кораблем, пока мы не придем в себя.

– И он разбудил вас 11 декабря? А когда вы узнали, что Бергер исчез?

– Тогда же. Видите ли, его не было в анабиозной ванне.

– А все остальные?

– Мы проснулись почти одновременно.

– Скажите…– Гурилин на мгновение задумался,– а не мог ли он во время светового броска покинуть корабль?

– Теоретически— да. Ведь волной мы становились лишь для внешнего наблюдателя. Но… зачем ему это могло потребоваться?

– Ну…– инспектор развел руками,– мало ли… приступ депрессии, внезапный стресс…

– Уж он-то изо всех нас был самым здоровым.

– Скажите, как по-вашему, не могло ли это произойти в результате воздействия каких-либо внешних э-э-э… факторов?– спросил инспектор и тут же выругал себя за этот вопрос. Впервые в жизни на него посмотрели, как на круглого идиота.

– Могло, конечно, могло,– ответил Рогов после недолгой паузы.– Его могли унести ангелы, утащить черти, сманить с собой таукитяне, знаете, такие маленькие зелененькие человечки с двумя головами…

– Ценю ваше чувство юмора и рад, что оно не покидает вас в такую минуту,– отметил Гурилин.– Но мне все-таки хотелось бы уяснить для себя некоторые чисто физические стороны проблемы.

– Вы изучали астронавтику?

– Нет.

– А астрономию? Астрофизику? Астронавигацию и еще с полсотни наук, начинающихся с тех же пяти букв? Тоже нет? Это чувствуется по вашим вопросам. Дело в том, что в космосе нет никаких «внешних факторов», кроме камней большего или меньшего размера и радиации большей или меньшей интенсивности. Не существует в нем и никаких иных «физических проблем», кроме исправного или неисправного корабля, да умного или глупого человека, от которого зависит полет. Так что, инспектор, искренне советую вам не ломать себе голову над этим случаем, а предоставить разбираться в нем специалистам. Скоро сюда прибудет комиссия и воздаст каждому…– Он помрачнел и добавил:– Сторицей… Пойдемте, я вас провожу,– он поднялся,– «Орбитер» поднимется через полчаса. Вы подпишите акт?





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66184252) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке

Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения